вч02023 Talsi Latvia 1989г.
Дневальным по роте в 6 утра
из "благоуханного" помещения
с" энтузиазмом" закидывал
отходы в кузов зил 130.
Совковой лопатой слежавшийся
летом и замерзший зимой мусор
трудно подцеплялся.Прапорщик
"хвалил"за малую загрузку
помойки.Sancta Mary Aegyptia
за это не наказывал
нарядом в роту.
На краю деревни я увидел,как немецкая
самоходка выезжает на улицу.Она остановилась
возле меня и приготовилась вести огонь вдоль
деревенской улицы.На улице появился русский
танк,и остановился прямо возле самоходки,
но не видел ее,потому что она была слишком
близко.Самоходка его тоже не видела.
Я помчался к самоходке,громко крича,чтобы
они меня заметили,и показал им русский танк.
Я кричал:«Туда посмотри!Сбоку!»Они увидели
противника и начали поворачивать пушку
для выстрела.Но пушка не могла повернуться
на достаточный угол,у самоходок он был очень
маленький,и они целились,поворачивая всю
машину.Я дрожал от возбуждения:кто из них
выстрелит первым?Наша самоходка повернулась,
ее дуло смотрело прямо на русский т-34,
который стоял всего в нескольких метрах.
Раздался выстрел,-попадание в русский танк,
-и он немедленно загорелся.И тут же
самоходке попали в бок и подбили!Меня
срубило взрывной волной,так близко я стоял
к самоходке.Много дней после этого,-целую
неделю,-я практически ничего не слышал.
Воспоминание офицера Вермахта лейтенанта
Вальтера Хайнляйна.
Pz.III с длинной пушкой.Он мог пробить
Т-34 с шестисот метров.В 1943-м году
мы получили Pz.IV,с L-48,и тогда
мы могли подбить Т-34 с восьмисот
метров.
Мы использовали часы как указатель
направления.Прямо по направлению движения
танка это всегда было 12 часов:«Внимание,
вражеский танк на два часа,или на 11 часов».
Командир сидел сверху.Если наводчик цель
не видел,то командир клал руку на правое
плечо,это означало повернуть орудие направо,
и держал до тех пор,пока орудие не начинало
смотреть на цель.Это очень просто.Я этому
даже свою жену научил.Когда мы с ней гуляем
на природе,я ей стучу по плечу и говорю:
«Три часа»,или «12 часов»,чтобы показать ей
что-то красивое.Я иногда забываю,что люди
этого не знают,и когда у меня кто-то
спрашивает дорогу,и спрашивают
"где?..",я отвечаю:"два часа".Это отлично
работает,у меня больше никто ничего
не спрашивает.
Полностью команда звучала так:«Внимание,
наводчик,полвторого,противотанковая пушка
1500 метров,заряжающий осколочно-фугасный,
открыть огонь».
В бою еще только"огонь".Конечно,наводчик
мог увидеть что-то,что не видит командир
танка,и водитель тоже мог что-то увидеть.
Поскольку у нас было переговорное устройство,
то мы могли сообщать друг другу увиденное.
Нашим преимуществом,было и наличие рации
на каждом танке.У русских танков их не было.
Командиры часто высовывались наружу.Многие
так погибли.Однажды мой знакомый разговаривал
с пехотинцем.Раздался выстрел.Пуля пробила
обе щеки и поцарапала язык.Когда он вернулся
из госпиталя,он не мог определить,суп соленый
или нет.Вкусовые рецепторы на соль
не реагировали.
Воспоминания офицера Вермахта Bauer Ludwig
Главным был командир танка.Он отвечал за танк
в целом и за координацию между членами экипажа.
Чаще всего он был в звании офицер или унтер-
офицер.В бою он должен был по переговорному
устройству давать указания членам экипажа
и одновременно поддерживать связь с другими
танками.Кроме того он должен был наблюдать
за местностью и по шуму боя определять,откуда
стреляет враг. Каждый выстрел и каждый разрыв
снаряда имели свою собственную акустику.
Очень важно было понимать ведет ли враг огонь
бронебойными снарядами.Поэтому,как правило,
наушники у него были надеты так,чтобы одно
ухо было свободным.
Вторым по важности был водитель.Когда танк
был в боях,водителя никогда не ставили
караульным,а все остальные,включая офицера,
несли караульную службу. Офицер не мог
сказать:«Я офицер,я иду спать».
Все получали свои три или четыре часа караула,
независимо от звания.
Экипажи были постоянными,но можно было сказать,
что я не хочу воевать с этим командиром,если
были какие-то проблемы,или если просто
хотелось кого-то другого.Когда мы получали
новые танки,в первый день,нам говорили:
«Подумайте,с кем вы хотите воевать».
Тогда командиры танков подходили и спрашивали:
«хочешь со мной?»Понятно,в экипаже должны
были быть человеческие отношения.
Только если были какие-то проблемы,тогда
приказывали.
Если водитель,к примеру,был не брит,я ему
говорил,что вот сейчас уже можно было бы
и побриться.Такая еще деталь.В долгих боях,
когда танк был замаскирован,
и двигаться запрещалось,иногда были проблемы
с оправлением.Нужда справлялась
в отстрелянные гильзы,с оправлением
по-большому случались и катастрофы.Летом
в танке было очень жарко,до 50 градусов,
мы все снимали,до пояса были голые.
Если при этом танк подбивали,и он загорался,
ожоги были ужасные,ужасные.Поэтому потом
было запрещено раздеваться в танке.Этот
запрет держался недели три- четыре,потом все
равно все раздевались.
вч02023 Talsi Latvia 1989г.
Дневальным по роте в 6 утра
из "благоуханного" помещения
с" энтузиазмом" закидывал
отходы в кузов зил 130.
Совковой лопатой слежавшийся
летом и замерзший зимой мусор
трудно подцеплялся.Прапорщик
"хвалил"за малую загрузку
помойки.Sancta Mary Aegyptia
за это не наказывал
нарядом в роту.
На краю деревни я увидел,как немецкая
самоходка выезжает на улицу.Она остановилась
возле меня и приготовилась вести огонь вдоль
деревенской улицы.На улице появился русский
танк,и остановился прямо возле самоходки,
но не видел ее,потому что она была слишком
близко.Самоходка его тоже не видела.
Я помчался к самоходке,громко крича,чтобы
они меня заметили,и показал им русский танк.
Я кричал:«Туда посмотри!Сбоку!»Они увидели
противника и начали поворачивать пушку
для выстрела.Но пушка не могла повернуться
на достаточный угол,у самоходок он был очень
маленький,и они целились,поворачивая всю
машину.Я дрожал от возбуждения:кто из них
выстрелит первым?Наша самоходка повернулась,
ее дуло смотрело прямо на русский т-34,
который стоял всего в нескольких метрах.
Раздался выстрел,-попадание в русский танк,
-и он немедленно загорелся.И тут же
самоходке попали в бок и подбили!Меня
срубило взрывной волной,так близко я стоял
к самоходке.Много дней после этого,-целую
неделю,-я практически ничего не слышал.
Воспоминание офицера Вермахта лейтенанта
Вальтера Хайнляйна.
Pz.III с длинной пушкой.Он мог пробить
Т-34 с шестисот метров.В 1943-м году
мы получили Pz.IV,с L-48,и тогда
мы могли подбить Т-34 с восьмисот
метров.
Мы использовали часы как указатель
направления.Прямо по направлению движения
танка это всегда было 12 часов:«Внимание,
вражеский танк на два часа,или на 11 часов».
Командир сидел сверху.Если наводчик цель
не видел,то командир клал руку на правое
плечо,это означало повернуть орудие направо,
и держал до тех пор,пока орудие не начинало
смотреть на цель.Это очень просто.Я этому
даже свою жену научил.Когда мы с ней гуляем
на природе,я ей стучу по плечу и говорю:
«Три часа»,или «12 часов»,чтобы показать ей
что-то красивое.Я иногда забываю,что люди
этого не знают,и когда у меня кто-то
спрашивает дорогу,и спрашивают
"где?..",я отвечаю:"два часа".Это отлично
работает,у меня больше никто ничего
не спрашивает.
Полностью команда звучала так:«Внимание,
наводчик,полвторого,противотанковая пушка
1500 метров,заряжающий осколочно-фугасный,
открыть огонь».
В бою еще только"огонь".Конечно,наводчик
мог увидеть что-то,что не видит командир
танка,и водитель тоже мог что-то увидеть.
Поскольку у нас было переговорное устройство,
то мы могли сообщать друг другу увиденное.
Нашим преимуществом,было и наличие рации
на каждом танке.У русских танков их не было.
Командиры часто высовывались наружу.Многие
так погибли.Однажды мой знакомый разговаривал
с пехотинцем.Раздался выстрел.Пуля пробила
обе щеки и поцарапала язык.Когда он вернулся
из госпиталя,он не мог определить,суп соленый
или нет.Вкусовые рецепторы на соль
не реагировали.
Воспоминания офицера Вермахта Bauer Ludwig
Главным был командир танка.Он отвечал за танк
в целом и за координацию между членами экипажа.
Чаще всего он был в звании офицер или унтер-
офицер.В бою он должен был по переговорному
устройству давать указания членам экипажа
и одновременно поддерживать связь с другими
танками.Кроме того он должен был наблюдать
за местностью и по шуму боя определять,откуда
стреляет враг. Каждый выстрел и каждый разрыв
снаряда имели свою собственную акустику.
Очень важно было понимать ведет ли враг огонь
бронебойными снарядами.Поэтому,как правило,
наушники у него были надеты так,чтобы одно
ухо было свободным.
Вторым по важности был водитель.Когда танк
был в боях,водителя никогда не ставили
караульным,а все остальные,включая офицера,
несли караульную службу. Офицер не мог
сказать:«Я офицер,я иду спать».
Все получали свои три или четыре часа караула,
независимо от звания.
Экипажи были постоянными,но можно было сказать,
что я не хочу воевать с этим командиром,если
были какие-то проблемы,или если просто
хотелось кого-то другого.Когда мы получали
новые танки,в первый день,нам говорили:
«Подумайте,с кем вы хотите воевать».
Тогда командиры танков подходили и спрашивали:
«хочешь со мной?»Понятно,в экипаже должны
были быть человеческие отношения.
Только если были какие-то проблемы,тогда
приказывали.
Если водитель,к примеру,был не брит,я ему
говорил,что вот сейчас уже можно было бы
и побриться.Такая еще деталь.В долгих боях,
когда танк был замаскирован,
и двигаться запрещалось,иногда были проблемы
с оправлением.Нужда справлялась
в отстрелянные гильзы,с оправлением
по-большому случались и катастрофы.Летом
в танке было очень жарко,до 50 градусов,
мы все снимали,до пояса были голые.
Если при этом танк подбивали,и он загорался,
ожоги были ужасные,ужасные.Поэтому потом
было запрещено раздеваться в танке.Этот
запрет держался недели три- четыре,потом все
равно все раздевались.
Воспоминания офицера Вермахта Bauer Ludwig